Н.Т. Федоренко

Древнейший памятник поэтической культуры Китая

(Шицзин. Книга песен и гимнов. - М., 1987. - С. 3-22)

(Шицзин полный текст)

Благодаря памятникам материальной культуры прошлого, памятникам истории илитературы минувшие эпохи постоянно обращены к последующим поколениям. Они предстаютперед нашими глазами и мыслью, напоминая нам о глубине времени, о корнях человеческойродословной. В этом нельзя не заметить связь времен, неотвратимость историческогопроцесса, как нескончаемость художественного творчества, словесно-речевого искусства.

Проблемы слова и его выразительности занимали человечество с незапамятныхвремен. То, что говорилось во времена античности, в Греции и Риме, в древнемКитае или Индии, во многом сохраняет свое значение и доныне. В наше нынешнеевходит непременно часть от прошлого и какая-то часть от будущего. И разве взаимодействиеи противоборство этих составляющих частей не является тем, что мы называем современностью?Но что представляет собой понятие времени для литературы? Время - это преждевсего человек, типы и образы людей. Человек в самой своей сущности и есть живоевоплощение времени, истории. Многое, бездна самих предпосылок идет от прошлого.И поэтому невозможно осмыслить настоящее без знания минувшего, знания наследияпрошлого. Нельзя увидеть и будущее.

У каждой исторической эпохи свой взгляд на минувшее, на творцов духовных ценностейпрошлого. По словам Гейне, каждая эпоха, приобретая новые идеи, приобретаети новые глаза и видит в старинных созданиях человеческого духа много нового.Движение времени, то есть жизни, в литературе определяется тем, что в ней возникаютхарактеры, типы, образы, которые, в сущности, воплощают в себе, помимо прочего,приметы времени, черты эпохи. И нередко на типичных этих персонажах как бы лежитотсвет будущего. Будущее возникает, разумеется, из настоящего, но настоящее- не единственный его источник. Будущее происходит также из минувшего, из опытавсего нескончаемого числа предшествующих поколений. Прошлое и настоящее постояннососуществуют в каждом человеке. Мы несем в себе прошлое, которое неотвратимопроявляет свою сущность. Не все уходило и уходит бесследно, хотя трудно определить,что остается и что исчезает, навсегда уносится рекою времени...

Удивительна роль, которую в течение веков играли в Китае искусство слова,поэзия, как неотторжимая часть каждодневного существования человека. Свод народныхпесен и древних гимнов "Шицзин", который приобрел значение классическогоканона, на протяжении тысячелетий занимал особое место как книга откровенийи жизненного опыта. Литературные источники сохранили наставление Конфуция своемусыну - читать и изучать "Шицзин". "Почему не учите вы стихи?"- вопрошал мудрец и указывал на незаменимость этого поэтического источника впостижении окружающей реальности, на то, что "стихи могут возбуждать дух,могут раскрывать человека, могут способствовать общению, могут вызвать негодование".

"Шицзин", содержащий триста пять поэтических произведений, состоитиз четырех разделов, или частей: "Гофын" ("Нравы царств"),"Сяо я" ("Малые оды"), "Да я" ("Великие оды")и "Сун" ("Гимны"). Вне всякого сомнения, песен этих былонамного больше. В китайских литературных источниках встречаются ссылки на то,что именно Конфуций, который восхищался поэзией древности и видел в ней огромныйнравственный потенциал, из трех с половиной тысяч известных песен отобрал лишьодну десятую и свел ее в единый памятник - "Шицзин" .И если это так, то подход и оценки Конфуция, разумеется, не могли быть свободныот личных вкусов, симпатий или антипатий.

Иероглиф и слово "ши" в древнекитайском языке означают: стихотворение,песня, поэзия, ритмическое, озвученное рифмами произведение, исполняющееся обычнопод аккомпанемент музыкального инструмента. Первоначально иероглиф "цзин",входящий в название "Шицзин", обозначал "основу ткани".Впоследствии именно отсюда взяло свое начало производное понятие - основополагающиеканонические книги конфуцианской школы. Песня "ши" - древнейшая формакитайской лирической поэзии, стихотворение, как правило, предназначенное дляпения. "Ши" состоит обычно из нескольких строф или куплетов, нередкос рефреном. Песни "ши", судя по "Шицзину", складывалисьв народе одновременно в их музыкальной мелодией и, в сущности, были органическисвязаны с музыкой, движениями и жестами, которые часто сопровождали их исполнениев процессе полевых работ, во время религиозных и бытовых обрядов, народных празднеств,гуляний, игр.

Каждый из разделов "Шицзина", в сущности, представляет собой самостоятельнуюкнигу со своими темами, особой эмоциональной атмосферой и средствами художественногоизображения. Все вместе поэтические произведения "Книги песен и гимнов"охватывают весьма значительный период развития китайского народа, приблизительнос раннего этапа Западного Чжоу (XII-X вв. до н.э.) и до конца эпохи "Чуньцю"("Весны и осени", VIII-V вв. до н.э.). В этом смысле "Шицзин"представляет собой своеобразную энциклопедию китайской древности, которая словновпитала в себя все поэтические краски этого мира.

Первая часть "Шицзина" - "Гофын" ("Нравы царств") содержит сто шестьдесят произведений пятнадцатиразличных царств Китая того времени, - это свод древнейшей китайской лирикипериода Чжоу. "Гофын", с нашей точки зрения, имеет наибольшую литературнуюценность, ибо здесь собраны главным образом народные песни и припевки, сохраняющиекак по содержанию, так и по форме целомудренную простоту народного вкуса. Творцыпесен "Шицзина" скромно жили в гуще человеческих общин, неизвестные,неразличимые. Их песни звучали в народе, они разливались всюду, доходили и допастуха и до правителей, которые стремились в фольклорном этом искусстве углядетьумонастроения простого народа.

В эту часть памятника вошли лирические, любовные песни, с их обаянием и радостнымичувствами молодости, с их задушевностью; трудовые песни, глубоко уходящие своимикорнями в щедрую почву народного творчества. "Гофын" воссоздает яркуюи колоритную картину общественной жизни и быта китайского народа в эпоху егораннего развития. С них, с этих правдивых песен, глубоко связанных с жизнью,некоторые исследователи начинают порой историю реалистических традиций китайскойлитературы.

Каждая песня целенаправленна, имеет законченный сюжет. Каждая песня отличаетсяцельностью, единой внутренней темой - человек и его отношение к явлениям природы,окружающему миру, людям. И в русле этой темы ощущение связи таких понятий, каккрасота, добро, правда, искренность и человечность. Касаясь различных сторонреальной жизни, песни являют собой как бы слепки с мира чувств и явлений, роившихсяв умах земледельцев, скотоводов, охотников. Читатель нередко ощущает себя живущимв мире, где и травы, и птицы, и звери только что получили свои названия. В этомвеликое искусство песенного слова "Шицзина", передающее ощущение человека,только что явившегося в мир и впервые называющего предметы и явления.

Глубокого социального звучания исполнена песня "Удары звучат далеки,далеки..." (I, IX, 6), в которой обличаются угнетатели, праздная их жизньза счет простых тружеников:

Удары звучат далеки, далеки...

То рубит сандал дровосек у реки,

И там, где река омывает пески,

Он сложит стволы и сучки...

Вы ж, сударь, в посев не трудили руки

И в жатву не знали труда -

Откуда ж зерно с трехсот полей

В амбарах ваших тогда?

С облавою вы не смыкались в круг -

Стрела не летела из ваших рук -

Откуда ж висит не один барсук

На вашем дворе тогда?

Но долго ли будете вы поедать

Хлеб, собранный без труда?

Здесь выражаются мысли, представляющие различные стороны жизненного и художественногоопыта, непосредственного и зоркого видения окружающей авторов этой песни реальности.И похоже, что у создателей ее уже было ощущение того, что поэтическое словоедва ли не наиболее могущественное из искусств: оно обладает неизмеримой емкостью,не ограничено масштабом, не стеснено рамками пространства, времени, иными обстоятельствами.

Обращает на себя внимание песня "Большая мышь" (I, IX, 7), в которой,вероятно, впервые в китайском поэтическом творчестве применяется иносказание.Ненавистные народу силы, его жестокие поработители аллегорически изображаютсяв виде большой мыши, жадно пожирающей все плоды труда землепашцев. Лейтмотивомпесни, проникнутой оптимистической верой в торжество народной справедливости,является мечта тружеников о "счастливой земле", в которой не будет"жадных мышей".

Некоторым песням этой части памятника свойственна определенная сатирическаянаправленность. Их мысли столь же остры, как и смелы. Песни эти приобретаютособую действенность благодаря своей предельно краткой форме, выразительностии неподдельной искренности. У творцов этой песенной поэзии нет выспренних слов.Подобно многим другим песням "Шицзина", они прославляют труд простыхлюдей и осуждают знать, выражают недовольство судьбой бесправных и независимых.

Интересна в этом отношении песня "Вышел я из северных ворот..."(I, III, 15):

Службой царскою гнетут меня,

Многие дела томят меня,

А приду к себе домой - опять

Все наперебой корят меня.

Это так, и этот жребий мой

Создан небом и судьбой самой -

Что скажу, коль это жребий мой?

А вот песня безысходной тоски землепашца, угнанного на войну. Народные творцыпесенно-поэтических произведений умели придать простейшим жизненным фактам большуюзначимость и глубинный смысл, сочетать мудрость с наивной непосредственностью,лирику чувств с суровой правдой жизни:

Жизнь или смерть нам разлука несет,

Слово мы дали, сбираясь в поход.

Думал, что руку сжимая твою,

Встречу с тобою и старость мою.

Горько мне, горько в разлуке с тобой.

Знаю: назад не вернусь я живой,

Горько, что клятву свою берегу,

Только исполнить ее не могу (I, III, 6).

Значительное место в разделе "Гофын" принадлежит песням труда, посвященнымтеме земледельческих работ - главному занятию древних китайцев. Таковы "Песняо седьмой луне" (I, XV, 1), "Подорожник" (I, I, 8).

"Ветер с дождем..." (I, VII, 16). Чтобы убедительнее показать радостьсупружеской любви, полноту чувства, в песне изображается картина ненастья:

Ветер с дождем холодны, словно лед...

Где-то петух непрерывно поет.

Только, я вижу, супруг мой со мной -

Разве тревога в душе не замрет?

О "Шицзине" в целом можно сказать, что это антология боли и невзгод.Но творцам песен (в разделе "Гофын") не чужд был и вкус счастья. Преобладаютпроизведения лирического звучания. Они уводят нас в поле, к зарослям, к берегамреки; они будят мысли, волнуют чувства, рождают образы... В них близко знакомимсямы с тружениками полей, поселенцами древних побережий, от которых веет ароматомразнотравья, луговых цветов, зноем страдного солнца... Да, древние творцы этихпесен умели поселить в своих стихах и гнев, и любовь, и презрение, и уважениек добру. Их песни рождались в реальных жизненных конфликтах, в которых они участвовали,в диалектике чувств, в борьбе со злом и своекорыстием окружающих и стоящих надними людей.

Песни на любовную и свадебную тему представлены в "Нравах царств"широко и щедро. Лиризма и торжественности исполнена песня о девушке, ставшейневестой и совершающей свадебный обряд. Характерны предельно скупые изобразительныесредства, лаконизм, фразеологические повторы, рефрены ("Выезд невесты",I, II, 1).

Трогательно звучит тема любви в песне "Чжуна просила я слово мне дать..."(I, VII, 2). Неодолимым препятствием встали на пути юных сердец традиции семейногоуклада. Девушка боится нарушить волю родителей, боится, что ее осудят братья,страшится "недоброй в народе молвы". Движимая чувством тревоги и страха,она вынуждена склониться перед неумолимостью домостроя. В строках, исполненныхчувства безысходности, обличается бессердечность патриархальных семейных канонов.

Песням раздела "Гофын" присущи лаконизм, богатство экспрессии, стилистическоесовершенство. Они исполнены аллегорий, символики и олицетворений, которые вообщехарактерны для китайской песни. Язык песен с веками обрел афористичность. Какискры, сверкают в них афоризмы, рожденные то вековой мудростью народа, то горькимопытом и закрепленные, увековеченные народными певцами "Шицзина".

Вторая часть "Шицзина" - "Малые оды" ("Сяо я") - включает в себя главным образом произведенияпридворных стихотворцев. "Сяо я" - форма лирической поэзии для выражениявосторженного чувства по поводу какого-либо торжественного случая, для восхвалениязаслуг и достоинств, воспевание добродетелей и подвигов древних правителей,полководцев, героев. Поэзию раздела "Малые оды" трудно подчас отличитьот песенно-поэтического фольклора из раздела "Нравы царств". Частьее имеет полуфольклорный, полулитературный характер. Вероятно, сперва она возниклав устной форме, а затем была закреплена иероглификой. Темы "Малых од",высота их пафоса, как правило, не столь значительны, как темы и пафос "Великиход".

Среди произведений придворной поэзии значительное место занимают оды на темуо преданной службе царю, о верноподданических чувствах приближенных царю, славословияверховному правителю ("Славословие царю", II, I, 6); песни о ратныхподвигах в походах против гуннов; о царской охоте, на которой господствоваличопорная обрядность, иерархический церемониал:

По четверке коней в колесницы князей впряжена,

И одна за другою четверки приходят на стан.

Наколенники алые, в золоте туфель сафьян,

Собираются гости, блюдя и порядок и сан.

("Царская охота", II, III, 5)

Есть оды радушному хозяину, не поскупившемуся на щедрое угощение (II, II,3); длительному пиршеству в царских покоях (II, II, 10); славословия "достойнымгостям", которым хозяин желает жизни "на века и века" (II, II,7).

Символом веселья, торжественной трапезы, славного пиршества стала известнаяода "Встреча гостей" (II, I, 1).

Отдельные произведения отразили высокомерное отношение к женщине (прежде всегов аристократической среде). Вот как это выражено в придворной оде "Новыйдворец" (II, IV, 5):

Коль сыновья народятся, то спать

Пусть их с почетом кладут на кровать,

Каждого в пышный оденут наряд,

Яшмовый жезл как игрушку дарят...

Если ж тебе народят дочерей,

Спать на земле уложи их скорей,

Пусть их в пеленки закутает мать,

В руки им даст черепицу играть!

Зла и добра им вершить не дано,

Пищу варить им да квасить вино,

Мать и отца не заставить страдать.

Критика господствующего режима, открытое недовольство недеянием, пассивностьюправителя, переставшего править страной, гневом встречающего правдивое слово,звучит в "Оде благородного Цзя Фу, обличающей царя и царского советникаИня" (II, IV, 7). Похожие мысли выражены в "Оде ушедшим от смуты виные земли" (II, IV, 10). Этим произведениям близка по содержанию прославленная"Ода о клеветниках" (II, V, 6), гневно обличающая "лживые слова"льстецов и "мастеров клеветы":

Причудливо вьется прекрасный узор -

Ракушками тканная выйдет парча,

Смотрю я на вас, мастера клеветы!

Давно превзошли вы искусство ткача...

Клевещущих, лгущих хватал бы я сам

И лютым бы тиграм бросал и волкам...

Следует, однако, иметь в виду, что господствующие классы, знать, а также ихидеологи, - в частности, представители конфуцианства, - нередко стремились использоватьв своих корыстных интересах как памятники фольклорного поэтического творчества,так и деятельность художников слова, живших в различные исторические периоды.Недовольство и критика исходили нередко от тех представителей аристократии,которые стремились к захвату государственной власти. Именно в этой связи и должнарассматриваться критика правящих кругов, содержащаяся в разделе придворной поэзии"Шицзина", в отличие от критики и жалоб, звучащих в произведенияхчисто народных.

Прекрасный образец поэтического искусства - "Ода о дружбе" (II,I, 5). Построенная в значительной степени в соответствии с принципами народногопесенно-поэтического творчества, она не может быть в полной мере отнесена клитературной или фольклорной поэзии. Ода "Большое поле" (II, VI, 8),в которой славится земледельческий труд, ставятся вопросы общественных отношений,- явно фольклорного происхождения. И характер ее и тематика близки песням изкниги "Нравы царств". В том же ключе написаны печальные строфы о походелюдей через пустыню - "То гуси летят" (II, III, 7):

То гуси летят, то летят журавли

И свищут, и свищут крылами вдали...

То люди далеким походом идут,

И тяжек, и труден в пустыне поход.

Достойные жалости люди идут,

О горе вас, сирый и вдовый народ!

Скорбью пронизана поэма о воине, в ожидании которого "тоскою пораженосердце жены". Грустные чувства навевает ода "В ожидании мужа, ушедшегов поход" (II, I, 9). Социальный протест, протест против бездельников, жаднотолпящихся у царского трона, слышится в "Жалобах воинов, слишком долгозадержанных на службе царю" (II, IV, 1), в "Оде о несправедливости"(II, IV, 1).

Третья часть "Книги песен" - "Великие оды" ("Да я"),которых насчитывается в "Шицзине" тридцать одна, - представляют собой,в сущности, книгу поэтических произведений племени чжоу. Китайская литературнаятрадиция считает их высокими образцами придворного поэтического творчества.Эти произведения исполнялись в сопровождении соответствующей музыки. Их отличаетдовольно богатая словесная орнаментация, которая усугубляет впечатление торжественности,подчеркнутой высокопарности, восторжености.

"Великие оды" проливают свет на известные исторические события,важные факты. Так, кровопролитная битва чжоусцев с шан-иньцами, сопровождавшаясярукопашными схватками, ожесточенными столкновениями, стала неиссякаемым родникомгероических сказаний, трагических легенд, вдохновенных преданий. О далеких этихсобытиях повествует "Ода о царях Вэнь-ване и У-ване и о покорении царстваИнь-Шан" (III, I, 2). Следующая за ней "Ода о переселении племеничжоу" (III, I, 3) рассказывает об истории племени чжоу, переселившегосяс запада в район бассейна руки Хуанхэ.

Вошедшие в этот раздел произведения исторического плана можно, на наш взгляд,рассматривать как образцы древней китайской эпической лирики.

Многие из "Великих од" прославляют древних государей - У-вана (царяВоинственного), его отца Вэнь-вана (царя Просвещенного), Хоу-цзи (государя Зерно);осуждают бездарных правителей и их приближенных. Таковы "Ода и поучениебеспечному царедворцу" (III, II, 10), ода "Народ страждет" (III,II, 9):

Народ наш страждет ныне от трудов -

Удел его пусть будет облегчен.

Подай же милость сердцу всей страны,

Чтоб мир снискать для четырех сторон.

Льстецам бесчестным воли не давай,

Чтоб всяк недобрый был предупрежден.

Закрой пути злодеям и ворам -

Небесный ведь не страшен им закон.

Дай мир далеким, к близким добрым будь,

Да укрепится этим царский трон!

Грозное предупреждение о том, что в стране "мира не стало и смута родится",что "всюду лишь горе и пепел заметишь!", звучит в "Оде бесчестнымправителям" (III, III, 3).

В "Оде о засухе" (III, III, 4) повествование ведется от имени самогоцаря. В духе конфуцианского учения он принимает на себя ответственность за страшныенесчастья, обрушившиеся на страну и народ. Он считает, что причина всех бедв нем самом, в его неумении править. Впрочем, признание вины имеет скорее условный,оправдательный характер: "Всем духам я моленья возносил, жертв не жалея";"Я жертвы непрестанно возношу, переходя с мольбой из храма в храм";"У стран земли моля обильный год, я жертвы в срок вознес на алтарях".

Самый суровый приговор выносится преступным сановникам, разорителям народа,в "Оде бесчестным советникам царя" (III, III, 11), завершающей книгу"Великих од".

В "Шицзи" ("Исторических записках") Сыма Цяня читаем следующиестроки об одах "Шицзина": "В "Да я" говорится о том,каким образом добродетели великих людей во времена Вэнь-вана м Гун Лю доходилидо простого народа; а из "Сяо я" можно узнать, как простые люди черезнеудачи и успехи достигали вершин. Поэтому хотя слова в этих книгах различны,но в них равно звучит добродетель .

Четвертую часть "Шицзина" составляют "Гимны" ("Сун")- сорок древних торжественных и хвалебных храмовых песнопений и культовых гимновв честь духов, предков и мудрых царей китайской древности. В них содержитсяперечисление чудесных подвигов и добродетельных поступков древних правителей,царствовавших ванов, особенно основателя Чжоуской династии Вэнь-вана. Текстынасыщены хвалебными эпитетами, сравнениями и олицетворениями, в строки вплетаютсяторжественные восклицания и молитвенные заклинания.

Произведения этой заключительной части памятника в большинстве своем былисложены придворными стихотворцами в честь "доблести царя Просвещенного"(Вэнь-вана), которому "будем из всех сил подражать", в честь его мудрогоправления: "Ясны законы царя Просвещенного, вечно да будет блистать!"Гимны воспевали также заслуги его сына, царя Воинственного - У-вана: "Силойи мощью владеет наш предок У-ван; в славе заслуг с ним поспорить никто бы немог". Среди гимнов и песнопений на другие темы - "Повеление царя надсмотрщикамза полевыми работами" (IV, I, 2), "Приветствие гостям" (IV, II,3), "Приготовление к жертвоприношению" (IV, III, 7). Выделяются яркие,видимо фольклорного происхождения с позднейшей литературной обработкой, гимны"Урожай" (IV, III, 5) и "Благодарение за урожай" (IV, III,6). Художественные образы этих двух произведений свидетельствуют о знании конкретныхособенностей полевых работ и характерных примет времени разных трудовых процессов,живо, реалистически отображенных здесь поэтическими средствами. Приведем дляполноты картины все восемь быстро сменяющихся строф-фрагментов последнего изуказанным гимнов.

Соху наточим - она и добра и остра:

Ныне на южные пашни сбираться пора.

Всякого злака посеется ныне зерно,

Жизни зародыш в себе заключает оно.

Вас повидать мы на южные пашни придем,

Круглых корзин и прямых мы с собой принесем,

Мы вас накормим сегодня отборным пшеном.

Шапки бамбуковые вдруг в движенье пришли,

Врезались в землю мотыги, мелькают в пыли, -

Горькие травы повыдернут все из земли.

Горькие травы повяли на месте - и вот

Просо метелками пышно и буйно растет.

Режем серпами колосья, пока не темно,

В плотные, плотные груды ссыпаем зерно,

В груды высокие, как крепостная стена,

Гребню густому как будто подобна она.

Двери раскрыты у сотен домов для зерна.

Полными хлеба стали в селенье дома:

Дети ликуют, ликует хозяйка сама!

Ныне зарежем мы с черною мордой быка,

Кривы рога его будут и рыжи бока;

В жертву, как прежде бывало, его принесем,

Нашим отцам подражая всегда и во всем.

Заслуживают внимания высказывания ряда филологов и искусствоведов о том, чтонекоторые гимны "Шицзина" связаны с ритуальными плясками, исполнявшимисяво время храмовых обрядов. Обрядовые танцы, как известно, означали, по сутидела, не что иное, как всякого рода заклинания, смысл которых состоял в том,чтобы ублаготворить духов и богов и тем самым добиться хорошего урожая, удачнойохоты, отвратить засуху или наводнение.

Таким образом, подобные храмовые танцы тесно было связаны с трудовыми процессамидревних и часто носили религиозный, мистический характер. Божественные силыи духи, которым поклонялись древние китайцы, в действительности олицетворялисобой силы природы с ее загадочными явлениями, непостижимыми тайнами - ветром,дождем, водой, огнем. Люди стали обожествлять эти силы с борьбе со стихиямиприроды, в стремлении покорить ее могущество, обратить на службу человеку. Интересноотметить, что свидетельством взаимной связи танца и труда в древнем обществеКитая служат старинное начертание иероглифического знака "у" - "танец","танцевать" в виде фигуры человека, пляшущего с бычьими хвостами вруках. Судя по расшифрованным надписям на предметах старины, в далеком прошломкитайцы исполняли танцы, держа в руках хвост быка или перья птицы, что символизировалоуспешную добычу и охоту ("Песня танцора", I, III, 13).

С народными песнями и плясками связано в своих истоках и театральное искусствоКитая. Именно в "Шицзине" содержатся свидетельства существования вКитае в начале II тысячелетия до новой эры обрядовых песенно-плясовых представлений,совершавшихся при исполнении храмовых ритуалов и при жертвоприношениях.

Огромный поэтический опыт, обобщенный в "Шицзине", совершенствохудожественной формы, подчиненной решению идейных задач, богатство художественно-изобразительныхсредств сделали этот памятник подлинной академией поэтического мастерства, черезкоторую прошли многочисленные поколения китайских поэтов.

Природа "Шицзина" не только определяет его историко-литературнуюценность, но вместе с тем ставит ряд теоретических и эстетических проблем, выходящихза пределы этого поэтического памятника и имеющих отношение ко всему кругу произведенийданного жанра и к важнейшим явлениям словесного искусства в Китае во всем дальнейшемдвижении. "Шицзину" на протяжении многих столетий было суждено оказыватьогромное воздействие на развитие поэтической мысли и словесного искусства, влиятьна литературные вкусы, своеобразие мироощущения.

История сохранила многочисленные высказывания мыслителей и поэтов Китая опоэзии. В большинстве из них утверждается мысль, что поэтическое слово - этослово, рожденное глубокими эмоциями, подлинными движениями души. Филолог и мыслительсредневекового Китая Чжу Си подчеркивал, что поэзия дает нам возможность выразитьнашу волю". Древний ученый Цзянь Вэнь писал: "Поэзия - это мысли ислова. Мыслью называется движение наших дум и сознания. Мысль сохраняется вречи. Когда мысль выражена словами - это поэзия, когда она выражена музыкой- это песня. Стихи и песни имеют единое начало". Памятны слова известноготеоретика китайской литературы Лю Се (V в.): "Звук - это тело музыки,душа же музыки - поэзия". В словах "поэзия выражает волю" можноусматривать указание на то, что главным в поэтическом произведении являетсяволя автора, его мысль, побуждения, идейная устремленность. Из этого легко заключить,какое значение в китайскую старину придавали художники слова поэтическому творчеству.

Вопрос о художественной форме памятника заслуживает специального разбора.

Конфуцианские начетчики обычно затемняли и искажали подлинный смысл текстов"Шицзина". Конфуцианское учение о "Шицзине" препятствовалоисследованию чисто художественных достоинств памятника. Если сам Конфуций виделв "Шицзине" свод не просто песен с глубоко моральным, дидактическимсодержанием, но песен высокохудожественных, то ханьских схоластов конфуцианскоготолка прежде всего интересовала здесь лишь этическая сторона, и они рассматривалиэтот памятник как книгу моральных наставлений, а иные даже истолковывали егов духе мистифицированного учения об инь и ян. Были, впрочем, отдельные попыткипроанализировать песни, оды и гимны с точки зрения художественных методов ихсоздания. Первая такая попытка была предпринята в "Предисловии к "Шицзину",в "Маоши" , где говорится, в частности,что "Шицзин" построен на шести началах ("лю и"). Можно утверждать,что под ними подразумевались, с одной стороны, уже известные нам основные жанры,представленные в "Шицзине", - "фын", "я" и "сун";с другой стороны, это важнейшие изобразительные средства в языке памятника,использованные безымянными авторами при создании этих жанров - "фу","би" и "син". Вокруг трех последних на протяжении многихвеков велась оживленная полемика, определение сущности изобразительных средствизменялось и оттачивалось. В конце концов под "фу" стали пониматьметод прямого, непосредственного, без применения сравнений, описания явленийи предметов, событий и фактов. "Би" - это сравнительный метод, состоящийв сопоставлении предметов и явлений, иначе говоря - сравнение. "Син"объяснялост как заимствование постороннего предмета для того, чтобы повестичитающего или слушающего к исходному моменту события, о котором будет сообщенов следующей строке, то есть запев, зачин, риторическая фигура, общепоэтическоевступление - распространенный в народном творчестве художественный прием. Впеснях "Шицзина" "син" встречается не только в начале стихотворения,но часто и в начале каждой или нескольких составляющих его строф. Примером такогозачина могут служить две первые строки первой песни "Шицзина" - "Встречаневесты" (I, I, 1):

Утки, я слышу, кричат на реке предо мной,

Селезень с уткой слетелись на остров речной...

Тихая, скромная, милая девушка ты,

Будешь супругу ты доброй, согласной женой.

Две первые строки песни не связаны непосредственно с содержанием последующихдвух строк, но в них есть сравнение или скорее посылка, намек, являющийся образнымвведением к последующему раскрытию темы. В данном случае утки, олицетворявшиев Китае супружескую верность, наводят читателя на мысль, что далее речь пойдето супружестве.

Формы и виды риторических фигур в "Шицзине" многообразны, и различнавыполняемая ими роль. Безвестные авторы черпали их во множестве из мира живойприроды: цветы, деревья, насекомые, птицы, ветер, облака, дождь... В "Песнео невесте" (I, I, 6), например, находим такие строки запева:

Ярко сверкает, сверкают цветы.

Дом убираешь и горницу ты.

Персик прекрасен и нежен весной -

Будут плоды в изобилье на нем.

Девушка, в дом ты вступаешь женой -

Горницу ты убираешь и дом...

В ста шестидесяти песнях раздела "Гофын" зачин как художественныйприем встречается семьдесят два раза!

Риторические фигуры вместе с риторикой и эвфонией поэзии "Шицзина"свидетельствуют о том, что создатели песен и од этого памятника мастерски владеливсей музыкальной и живописной силой образного языка. И в этом раскрывается мирих эстетических взглядов столь далекой от нас эпохи древнего Китая и вместес тем так понятной и в наше время. Творцы "Гофына" словно обладаликакой-то загадочной силой художественного творчества, вдохновляясь волшебствомпоэтического гения, который только им и вверял свою музу.

"Шицзин" ценен для нас и тем, что дает определенное представлениео системе художественных образов в китайской поэзии и показывает пути становленияканонической поэтики классической поэзии. Мерой художественной ценности поэтическогопроизведения является система выразительных средств.

Традиционные символы китайской поэзии, как бы выступая вместо конкретных образов,позволяют художнику обобщать, передавать определенные понятия, намеки, фиксироватьличное отношение автора к окружающему миру. Эта поэтика условностей и иносказанийпривносит скрытый смысл, создает свой подтекст с переносными значениями, скрытымисравнениями, а нередко таит в себе связь с явлениями историческими, социальными,бытовыми.

Такова природа образа китайской поэзии. Аллегория, опосредствованное выражениеидеи, олицетворение и другие разновидности символики не только придают поэтическойречи некую загадочность, привлекательную недосказанность, но и побуждают читателяк своеобразному соучастию, к сотрудничеству, к доосмыслению того, что намеренноне договорил автор.

Приемы сопоставления, метафоры и народная символика, щедро рассыпанные в песняхи одах "Шицзина", не всегда, однако, легки для понимания и правильногоистолкования. Это объясняется, в частности, тем, что представления древних китайцево живой природе и естественных явлениях отличались от нашего понимания, от современноговидения вещей. Сказались здесь и национальное своеобразие, этнографическая специфика,самобытность нравов и обычаев древнего народа. Так, бамбук символизирует стойкостьи благородство, лотос и орхидея олицетворяют утонченность, духовное сходство,подобное изысканному запаху этих цветов; ветвь дикой сливы - дыхание весны,время исполнения желаний; черепаха - символ долголетия; драков - гений могуществаи добродетели...

Но и этим не ограничиваются средства художественной изобразительности, использованныев "Шицзине". Отличительная особенность памятника - четкая ритмическаяорганизация его произведений, которая, в свою очередь, свидетельствует о связиих с песенно-музыкальным фольклором.

Многовековой поэтический опыт китайского народа, предшествовавший появлению"Шицзина", выработал в соответствии с фонетическими особенностямидревнего китайского языка, в котором слово имело моносиллабический характер,определенные средства ритмической организации стихотворной речи. Стих "Шицзина"обычно содержит четыре моносиллабических слова (встречаются исключения - три,пять, шесть и семь слов). Ритмическая организация, основанная на определенномколичестве односложных слов в стихе, усилена и другими ритмическими элементами- рифмой и цезурой.

Часто и с большим мастерством используется повтор, усиливающий ритмичностьстрофы. Повторяется с определенной очередностью стихи, части стихов, отдельныеслова. Вот как звучит "Песня девушки, собирающей сливы" (I, II, 9),в которой использован этот ритмообразующий прием:

Слива уже опадает в саду,

Стали плоды ее реже теперь.

Мига счастливей не будет, поверь.

Сливы уже опадают в саду,

Их не осталось и трети одной.

Ах, для того, кто так ищет меня,

Время настало для встречи со мной.

Сливы опали в саду у меня,

Бережно их я в корзинку кладу.

Тот, кто так ищет и любит меня,

Пусть мне об этом скажет в саду.

Лирическое повествование в "Шицзине" полно простоты и безыскусности,однако простота эта не примитивность, а, наоборот, результат большой художественнойкультуры, богатой фольклорной традиции, упорного гранения поэтической формы.

В поэтических текстах мы находим сравнения - прямые и отрицательные, а такжегиперболы. На художественном преувеличении построена, например, песня "Уйдули, мой милый, на сбор конопли" (I, IV, 8).

Создатели "Шицзина", следуя фольклорной традиции построения песен,выработали самобытные приемы композиции, которыми пользовались впоследствиипоэты других эпох. Стихи "Шицзина" содержат неодинаковое количествостроф - от трех до восьми. И строфы насчитывают от двух до тридцати и болеестрок. Естественно, что композиция произведения тесно связана с его темой иидейным замыслом, с его объемом. Композиционной особенностью некоторых, обычнонебольших, в три строфы, песен является изменение мотива в третьей, последнейстрофе. Под изменением мотива имеется в виду определенный поворот темы, развитойв двух первых строфах. Такое построение видим мы в песнях "Стебли простерладалеко кругом конопля" (I, I, 2), "Убитая лань на опушке лесной"(I, II, 12), "Северный ветер" (I, III, 16), "Тихая девушка"(I, III, 17), "Новая башня" (I, III, 18). В структуре большинствапесен, как правило, отчетливо различимы основные композиционные узлы - начало,изложение, завершение. В песнях, состоящих из пяти строф, основная идея частозаключена в третьей строфе. Так, в той же "Встрече невесты" замыселавтора раскрывается именно в третьей, центральной строфе, где говорится о чувствахюноши.

Поэзия "Шицзина" преимущественно поэзия песенная, художественновыраженная действительность в словесно-музыкальных образах. Звуковой рисунокпесен особенно важен. Здесь искусство звучания слова органически сопоставленос песенной мелодией, с ритмической структурой стиха. Поэзия "Шицзина",звучащая непринужденно, без напряжения, содержит в себе следы триединого искусства:стиха, музыки, танца. Мы вправе также говорить о живописи мыслей и чувств. Дляжизнеощущения авторов "Книги песен" поэзия прежде всего песня, музыка,гармония. В древнекитайской теории поэтическое и музыкальное начало разделитьпрактически невозможно. Лирические стихи пелись, а гимны, оды исполнялись подмузыкальный аккомпанемент. Музыка искони была языком человеческих чувств, итворцы "Шицзина" умело пользовались богатейшей палитрой красок (звуков),создавая свои музыкальные образы. Пение, однако, не есть лишь благозвучие. Оноотносится к мысли, воображению, к человеческому духу и обращено к чувству, ксердцу людей. Потому песня требует при ее прочтении должной эмоциональной окраскизвука скрытой за ним мыслью и чувством, понимания значимости слов и образов.

В древнекитайском трактате "Юэцзи" ("Записки о музыке")Гунсунь Ни-цзы, ученик Конфуция, писал: "Когда чувства внутри нас возбуждены,они проявляются в звуках голоса, и когда эти звуки образуют комбинации, возникаетто, что мы называем мелодиями... Музыка возникает из движения души человека...Когда ваши чувства возбуждены под воздействием внешнего мира, вы их выражаетесвоим голосом, то есть ваш голос должен соответствовать возникшим чувства."

Автор утверждал, что музыка создается модуляциями голоса, а ее источникомявляется воздействие вещей на душу человека. И шел в своих рассуждениях ещедальше: когда в мире царит порядок, то мелодии спокойны и тем самым выражаетсярадость по поводу гармоничности правления: когда в мире царит беспорядок, тов мелодиях звучит недовольство и тем самым выражается гнев по поводу того, чтоправление порочно; в государстве, которое гибнет, мелодии печальны, и в нихвыражаются переживаемые народами трудности. "Таким образом, - заключалГунсунь Ни-цзы, - существует взаимосвязь между мелодиями песен и характеромуправления страной". И еще: "Мы должны уметь различать музыку длятого, чтобы знать характер правления, и тогда мы полностью овладеем методамиподдержания хорошего порядка".

Воззрения эти представляют интерес именно потому, что основаны они главнымобразом на песенном творчестве "Шицзина", древнейшего поэтическогои музыкального памятника.

Музыка в контексте "Шицзина" указывает на то, что она была болеечем стихией человеческих чувств, более чем выражением раздумий, печали или лирическихнастроений. Музыка стала государственным культом и приобрела государственноезначение: она служила средством не только постижения, но и воздействия, воздействияна нравы и настроения народа, на управление людьми, удержание их в покорностии смирении. Вывод о взаимной связи между музыкой и образом политического правленияимел для конфуцианства существенное значение. Отсюда ясно вытекала необходимостьпостоянного наблюдения за фольклорным песенно-поэтическим творчеством в целяхизучения настроения народа и характера политического правления страной.

"Шицзин" оказал огромное влияние на дальнейшее развитие китайскойпоэзии. Примечательно, что в китайском языке само слово "поэт" ("шижэнь")этимологически обозначает "человек ши" или "человек Шицзина".В историю китайской литературы вошли имена многих поэтов, но трудно назватьдаже одного из них, который бы прямо или косвенно не испытал на себе влияния"Шицзина". Первые два его раздела стали источником создания "Чусскихстроф" Цюй Юаня (340 - 278 гг. до н. э.), его поэмы "Лисао",которая, в свою очередь, оказала воздействие на дальнейшее развитие поэзии вКитае. В танскую эпоху поэт Чэнь Цзыан отмечал, чтол пятьсот лет художественнаялитература идет "скверным путем" и поэты не пишут стихов, подобныхпеснях "Шицзина". Позднее Ли Бо сокрушался, что "давно уже нетворятся великие оды". Таким образом, двенадцать столетий спустя послеоформления "Шицзина" в единый свод стихи его рассматривались выдающимисякитайскими поэтами как образец совершенного, содержательного и близкого к жизнихудожественного творчества. Заметно воздействие древнего памятника и на поэзиюпозднейших эпох.

Не будет преувеличением сказать, что китайская поэзия в своей основе вышлаиз "Книги песен и гимнов", что ей в значительной мере обязана онаи многообразием своего содержания и совершенством художественной формы. В глубокоогранической связи с "Шицзином" по сущности и духу отображения и критикедействительности находится большинство выдающихся литературных произведений,исполненных народности и социальных мотивов, начиная с "Чусских строф"и песенно-поэтического творчества "Юэфу" ("Музыкальная палата")периода Ханьской династии.

"Шицзин" раскрывает древнюю эпоху истории китайского народа, бытьможет, полнее и глубже, чем многие другие работы о китайской античности, и приближаетее к нам в неповторимой поэтической самобытности. Каждое искусство - продуктсвоего времени. В этом смысле оно неповторимо.

"Шицзин" - литературный памятник, истинно национальный и по духу,и по языку, и по всему строю своих необыкновенных песен и од, и по необычайнойшироте их содержания, охватывающего быт, нравы, многообразные явления духовнойи социальной жизни. Здесь словно бы поворачиваются самоцветы, высвечиваютсякартины и образы. Здесь раздумья о тяжком человеческом труде, об извечном назначенииземледельца и скотовода, рыболова и охотника. Стихотворения этой великой книгине просто перепечатывались на протяжении веков. ими вдохновлялись, жили ими,видя в них совершенное искусство песен, которое сохранило свою силу, яркостькрасок, меткость наблюдений, эмоциональную непосредственность.

С тех пор как были созданы песни"Шицзина", прошло не одно тысячелетие.Но песни о том далеком времени и людях созвучны были множеству поколений. Визвестной мере созвучны они и нам, нашим сердцам. Настоящее человечества растетиз его прошлого, которое, в свою очередь, обращено к будущему. Речь, конечно,идет не о благоговейно-музейном отношении к классике, к наследию культурногопрошлого. Обращение к великому первоисточнику может быть оправдано стремлениемиспользовать его духовную глубину.

Примечания

1. В "Исторических записках" первогокитайского историка Сыма Цяня, в биографии Конфуция, говорится: "В древностистихотворений "ши" было более трех тысяч. Конфуций отбросил негодныеи взял то, что соответствует правилам ("ли") и должному ("и").

2. "Гофын" в дословном переводеозначает "местные мелодии", то есть мелодии песен различных земель,появившиеся в районе, расположенном на территории современных провинций Шэньси,Шаньси, Хэбэй, Шаньдун и северной части провинции Хубэй.

3. Перевод слова "я" (изящное,утонченное, возвышенное), как "ода" условен. В древности греческоеслово "ода" не определяло какого-либо поэтического жанра, оно обозначалавообще песню, стихотворение. Античные филологи прилагали его к различногорода лирическим стихотворениям и подразделяли оды на хвалебные, плясовые,плачи и проч.

4. Сыма Цянь. Избранное. М., ГИХЛ, 1956,с. 325.

5. "Маоши" - название древнейшегоиз трех списков "Шицзина". Вошел в литературу как традиционный текст,который, собственно, только и сохранился до наших дней.

Использованы материалы сайта www.lingvotech.com

В настоящей работе переводчик ставил своей задачей ознакомить советского читателя с древнейшим памятником китайского художественно-поэтического творчества, сыгравшим большую роль как в развитии китайской литературы, так и в развитии культуры стран Дальнего Востока - Кореи, Японии и Индокитая. Мы рассматриваем «Книгу песен» как один из величайших и древнейших памятников мировой поэзии, памятуя о том, что она является первым по времени памятником, озвученным рифмами. Высокая техника стиха, речь о которой будет ниже, убедительно свидетельствует, что «Книга песен», будучи собранием самых ранних из дошедших до нас произведений китайской литературы, не является самым ранним вообще: ее содержание и форма показывают, что она сложилась на базе многовековой и многосторонней стихотворной культуры. Из такого понимания памятника вытекали и самые принципы нашего перевода.

1 Из послесловия переводчика к изданию: Шицзин. Избранные песни. М., ГИХЛ, 1957.

Песни, оды и гимны «Шицзина» написаны правильными четырехсловными или четырехсложными размерами. Отступлений от этого общего правила так мало, они встречаются столь редко в огромном материале памятника, что мы можем говорить о безукоризненно правильных размерах, которыми написав «Шицзин». Нужно учесть притом, что «Шицзин» дошел до нас в иероглифах, скрывающих звучание обозначенных ими слов древнекитайского языка, и что в настоящее время восстановлены только его рифмы, порядок которых указывался еще во II в. до н. э. ханьскими учеными, когда древнее звучание еще сравнительно мало изменилось. Таким образом, ритмические рисунки «Шицзина» нам неизвестны. Не зная ритмической природы памятника, мы не имеем никакого основания говорить о ритмической бедности древнего стиха; мы можем только сказать, что этому стиху была уже присуща не примитивная, а пока еще неизвестная нам, но четкая и правильная ритмика.

Проанализируем построение строф и чередование строк в строфе. Рассмотрим, например, строфу вторую оды «Вышнего неба державен Верховный владыка» в дословном переводе, где все добавленные нами слова (выразить одним русским словом значение одного древнекитайского слова зачастую и в данном случае невозможно) мы поставили в скобки:

(Он) вычистил их, (прочь он) удалил их,

(Деревья сухие) стоящие (из) них (и гнилые) лежащие (из) них.

(Он) подрезал их, (он) подровнял их,

(Дикие) заросли (из) них (и культурные) аллеи (из) них.

Здесь мы наблюдаем излюбленный китайскими поэтами стилистический прием - параллелизм, доходящий до последних мелочей. Первая и третья строки и далее - вторая и четвертая - построены совершенно параллельно как в смысловом, так и в синтаксическом отношениях вплоть до расстановки служебных слов. И в первой и в третьей строке мы видим по два сказуемых, выраженных сходными по смыслу словами, почти синонимами, в обеих строках опущены подлежащие и наличествуют местоименные объекты. Вторая и четвертая строки раскрывают нам эти объекты в виде антитез, расчленяясь сами (как первая и третья строки) на два равнозначных компонента. Подобные приемы продолжаются в оде и дальше; вся она в литературном отношении отработана чрезвычайно четко и чеканно.

Мы могли бы привести сотни подобных мест в «Шицзине». Каждому синологу известен параллелизм как изощреннейший и любимейший литературный прием в Китае, и то обстоятельство, что этот прием так четко употребляется в «Книге песен», убедительно показывает, что «Шицзин» ни в коем случае не примитив, а продукт длительного развития поэтической культуры.

Известно, что все песни, оды и большинство гимнов «Шицзина» состоят из двух или большего количества строф. Количество строк в строфе варьируется от двух до семнадцати, но сами строфы не чередуются как придется (исключение составляют только некоторые гимны): их расположение подчинено определенному композиционному замыслу. В песнях этот момент очевиден: это - большей частью произведения из трех, реже из двух, еще реже из большего количества равнострочных и одинаковых по композиции строф. Но в больших произведениях, где порою чередуются строфы различных размеров, такие чередования никогда не носят характера случайности, а связаны с содержанием и смысловым поворотом самого стиха.

Мы предлагаем читателю самому обратить внимание на случаи чередования строф различных размеров и убедиться во внутренней закономерности этого явления и строгости древнекитайской композиции и в этом отношении.

Наконец, мы останавливаем внимание читателя еще на одном чрезвычайно существенном, неотделимом от китайского стиха элементе - на рифме. Вряд ли существует в мире какая-либо другая поэзия, отводившая рифме столь существеннее место, как китайская, и какая-либо другая средневековая поэтика, создавшая что-нибудь подобное знаменитому китайскому «словарю рифм» - «Пэйвэнь юньфу», изданному в 1711 году. «Шицзин», оснащенный рифмой на тысячу лет раньше любого другого памятника мировой поэзии, являет нам не случайно вкрапленную в текст рифму, а строгую систему рифм, неразрывно связанную о архитектоникой строки и всего стихотворения. Рассмотрим с точки зрения рифмы стихотворение «Северный ветер» (рифмы в переводе расставлены точно в тех же местах, где они стоят в китайском тексте):

Северный ветер дыханьем пахнул ледяным,

Снежные хлопья упали покровом густым...

Руку подай мне - вместе отсюда бежим.

Северный ветер... Пронзительный слышится вой -

Снежные хлопья летят над моей головой.

Если ты любишь, если жалеешь меня,

Руку подай мне - в путь мы отправимся свой.

Можем ли ныне медлить с тобою, когда,

Все приближаясь, надвинулась грозно беда?

Край этот страшный - рыжих лисиц сторона;

Признак зловещий - воронов стая черна.

Если ты любишь, если жалеешь меня,

Руку подай мне - у нас колесница одна!

Можем ли ныне медлить с тобою, когда,

Все приближаясь, надвинулась грозно беда?

Здесь мы видим не просто наличие рифмы, а систему рифм, органически связанную с композицией всего произведения. Мы обращаем внимание читателей, как, связанная воедино повтором третьей строки и рефреном, а также повторами начальных полустрок в двух первых строфах, выковалась прекраснейшая форма древнего китайского стихотворения, свидетельствующая о высокой культуре поэтического творчества и о совершенстве стихотворной техники мастеров, создавших песни, оды и гимны, вошедшие в «Шицзин». Форма эта не случайна, она проходит красной нитью через всю «Книгу песен», которую достаточно расположить в ином порядке, чтобы показать, как эта форма постепенно создавалась и совершенствовалась. Она также и не единственная: «Шицзин» дает нам многочисленные образцы иных форм и поэтических приемов. Самый поверхностный анализ памятника показывает, что «Шицзин» является плодом многовековой стихотворной культуры, предшествующей созданию его песен, и что поэты «Шицзина» владели всей полнотой этой культуры.

Основной трудностью художественного перевода с древнекитайского языка является его крайняя лаконичность. Об этой лаконичности языка неоднократно говорит в своем комментарии к «Шицзину» и Чжу Си. Например, подлежащее в тексте «Шицзина» очень часто опускается, особенно в тех случаях, когда подлежащими мыслятся личные местоимения. Между тем все три личных местоимения встречаются в тексте и даже для каждого из трех лиц (лексическое или грамматическое выражение единственного и множественного числа отсутствовало) существовало по два и по три различных слова. Значит, местоименные подлежащие в тексте песен отсутствовали не потому, что самих местоимений в языке не существовало, а потому, что этого требовал установившийся поэтический стиль.

Ритмы древних китайских стихов, как мы говорили, нам неизвестны. Иногда практиковалась в стихотворных переводах с китайского механическая замена каждого китайского слова двухсложной стопой. За явной бесполезностью этого приема при переводе «Шицзина», в котором строка почти везде состоит из четырех слов, мы от него отказались и предоставили себе полную свободу в выборе русских размеров для нашего перевода.

Сохраняя количество строк китайского оригинала, мы обычно сохраняем в большинстве наших переводов и китайскую архитектонику строк и систему рифм, воссоздавая таким образом своеобразие древней китайской поэзии. Этот элемент древнего стиха тем более заслуживает внимания, что ряд литературных приемов, с ним связанных (рефрены, перемена рифм в смежных строфах при неизменности остальных слов, перестановка строк и т. п.), свидетельствуют о высокой технике стихосложения этой эпохи. Технические трудности, связанные с принятым нами методом перевода, помешали нам применить его ко всем без исключения произведениям, вошедшим в «Шицзии». Однако нам удалось выдержать этот принцип в подавляющем большинстве переводов песен из книги «Нравы царств», а также при переводе некоторых од и гимнов.

Нас могут упрекнуть в том, что мы якобы часто применяли будто бы недопустимый для стихов «Шицзина» перенос предложения из строки в строку. Мы должны решительно отвергнуть такое возражение. Насколько часто у нас это встречается, предоставляем судить читателю. Что же касается переноса предложения из строки в строку в самом «Шицзине», то для разрешения этого вопроса берем первую строфу первого стихотворения в «Шицзине» - «Встреча невесты». Если о первых двух строках можно спорить: одно ли это предложение или два, то перенос предложения из третьей строки в четвертую в китайском тексте не оставляет никакого сомнения. Даем дословный перевод этих строк:

Тихая, скромная, милая девушка

(Будет) супругу доброй женой.

Таковы в общих чертах принципы нашего перевода.

«Книга песен» просуществовала в Китае уже более двух с половиною тысяч лет как неувядаемый образец высокого поэтического мастерства. Стилистические приемы «Книги песен» - ее система рифм, повторы слов и особенно параллелизмы смежных предложений - вплоть до последнего времени были и основными стилистическими приемами всей китайской поэзии. Четырехсложный размер «Книги песен» в так называемых «правильных стихах», расстановка рифм (типа «а, а, б, а») в тайских четверостишиях, ее зачины и переходы от конкретных образов окружающей природы к лирическому чувству самого поэта просуществовали тысячи лёт. Недаром китайские критики, сравнивая блестящую в истории поэзии Китая танскую эпоху (VII-X вв.) с деревом в полном цвету и плодах, говорят, что корни этого прекрасного дерева - в поэзии древней «Книги песен». Но влияние «Книги песен» не кончается древним и средневековым Китаем ни территориально, ни во времени. В средние века китайская культура и развивавшая традиции «Книги песен» поэзия хлынули широким потоком в Японию, Корею и Индокитай, и мы могли бы найти мотивы «Книги песен» и цитаты из нее и в поэзии этих стран. И если китайскую культуру мы не можем не назвать культурой мировой, то и «Книгу песен», как один из величайших памятников этой культуры, мы не можем не признать литературным памятником мирового значения.

Воспроизводится по изданию
«Шицзин: Книга песен и гимнов» / Пер. с кит. и коммент. А. Штукина)
М., 1987

Включен в канонический сборник конфуцианских текстов У-цзин .

В классическом виде содержит 305 народных песен и стихотворений различных жанров, созданных в XI-VI вв. до н. э. и отражающих многообразные явления духовной и социальной жизни; отбор и редакция произведений приписывается Конфуцию . Лунь юй вкладывает в уста Конфуция призыв изучать Шицзин как источник знаний о природе и обществе.

В сравнении с литературой Воюющих Царств заметна архаичность языка «Книги песен». Цзо чжуань , Шан шу указывают, что она была широко распространена в среде образованной элиты. Песни цитировались как признак принадлежности к китайскому культурному кругу. Археологические находки XX в. обнаружили фрагменты песен в альтернативной записи, не затронутой реформой письменности раннеимперского периода: при вариативности графики, цитаты демонстрируют строгое фонетическое единство. Это указывает на то, что песни циркулировали прежде всего в устной форме.

В этом тексте впервые встречаются иероглифы инь 陰 и ян 陽, однако используются лишь для описания солнечной и теневой стороны горы.

Использование

Произведения из «Книги песен» использовались как в древнейшем, так и в классическом образовании. Летопись «Цзо чжуань » даёт примеры её функционирования в качестве арсенала образности в дипломатических переговорах; исполнение тех или иных произведений, вошедших в сборник, могло стать политическим и ритуальным жестом.

Комментаторская традиция приписывает каждой из песен те или иные исторические обстоятельства создания, сопряженные с морализаторской оценкой (напр., 鶉之奔奔 вложенная в уста И Цзян zh:夷姜 , 7 в. до н.э. )

Интерпретации

Исключительный статус песен-ши, в сочетании с их архаизмом, продиктовал необходимость возникнования ранних комментариев: они получили название «трех школ» 詩三家 (ши саньцзя ): Лу, Ци и Хань. Позднее они были вытеснены комментарием Мао , который получил статус ортодоксии.

Комментаторская традиция Мао относится к деятельности Мао Хэна и Мао Цзяна. Интерпретации, сделанные ими лично либо их последователями были отредактированы Кун Инда (7 в.) и опубликованы в виде сборника Маоши чжэн и 毛詩正義.

Переводы

На русский язык «Книгу песен» полностью переводил А. А. Штукин . В конце 1960-х гг. для «Библиотеки всемирной литературы» подготовлен был сокращенный перевод В. Б. Микушевича , сделанный с немецкого издания . Автором одного из известных на Западе поэтических переводов Шицзина на английский язык является Эзра Паунд . На немецком языке известен по переложению Фридриха Рюккерта под названием «Ши-Кинг» (нем. Schi-King , 1833) .

Напишите отзыв о статье "Ши цзин"

Примечания

Литература

• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Ссылки

• Шицзин - статья из Большой советской энциклопедии .
• Федоренко Н. Т. , «Шицзин» и его место в китайской литературе, М., 1958; Литература древнего Китая. Сб. статей, М., 1969.

Четыре классических романа Четыре удивительных истории Пять светлых легенд Шесть мудрых книг Четыре хроники Конфуцианский канон См. также

Отрывок, характеризующий Ши цзин

– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого. "Канон стихов", "Книга песен".

Самое раннее поэтич. собр. кит. древности. Состоит из 305 произв. В эпоху, предшествовавшую воцарению дин. Цинь (221 - 207 до н.э.), носило назв. "Ши" ("Песни"), или "Ши сань бай" ("Триста песен"); иероглиф ши ("песни") тогда обозначал некий синкретич. жанр - единство текста, аккомпанемента и танцевальных движений, впоследствии - "стихи". Когда ханьский У-ди (император дин. Зап. Хань, 140 - 87 до н.э.) из "ста [филос.] школ" в качестве офиц. идеологии выбрал конфуцианство и учредил звание боши ("д-р") по конф. "Пятиканонию" ("У цзин"), "Песни" вошли в состав канона и получили назв. "Ш.ц.". Памятник состоит из трех частей - "[Го] фэн" ("Нравы [царств]"), "Я" ("Оды") и "Сун" ("Гимны"). В разд. "Го фэн" собраны 160 местных нар. песен 15 царств эпохи Чжоу (11 - 3 вв. до н.э.). Разд. "Я" объединяет 105 "песен", сложенных при дворе вана - государя дин. Чжоу, в столице и ее окрестностях, и включает два подраздела: "Да я" ("Большие оды"), 31 "песня", и "Сяо я" ("Малые оды"), 80 "песен" (фактически 74 и шесть т.н. "Мелодий для шэна" - губного музыкального инструмента, т.е. песен без слов, имеющих только назв.). Разд. "Сун" содержит 40 "гимнов" и членится на три подраздела: "Чжоу сун" ("Гимны [дома] Чжоу"), "Лу сун" ("Гимны [князей] Лу") и "Шан сун" ("Гимны [дома] Шан"). Два последних подраздела представляют собой храмовые песнопения, распространенные в 8 - 3 вв. до н.э. в царствах Лу и Сун.

Произв., вошедшие в "Ш.ц.", согласно "Хань шу" (1 в.) и др. древним источникам, собирались спец. чиновниками двора чжоуского вана - синжэнь ("путниками"), или цюжэнь ("глашатаями"), а также представлялись ко двору сановниками разных рангов. Они служили своего рода информацией с мест "о нравах народа" ("Ли цзи", 6 - 2 вв. до н.э.) для принятия политич. решений ("Го юй", 5 - 3 вв. до н.э.), совершенствования церемониальных установлений и ритуальной музыки. Корпус "Ш.ц." сформировался в основном предположительно в 10 - 6 вв. до н.э. Согласно версии, представленной в "Ши цзи" Сыма Цяня (2 - 1 вв. до н.э.), "Ш.ц." составлен Конфуцием (6 - 5 вв. до н.э.). Каноноведами 19 в. эта версия подвергнута сомнению: по нек-рым данным, список "песен", относящихся к разд. "Го фэн", почти полностью совпадал с известным ныне уже в 544 до н.э., когда Конфуцию было 8 лет. Он, вероятно, мог быть редактором "Ш.ц.", перестроившим структуру памятника (последовательность "песен"), выправившим его музыкальную часть и использовавшим его в качестве учебного пособия для своих учеников. Ныне существуют версии авторства лишь на несколько вошедших в "Ш.ц." произв. Местность, описываемая в "песнях", - в осн. р-н Великой Кит. равнины, относящийся к бассейну р. Хуанхэ (совр. пров. Шэньси, Шаньси, Хэнань, Хэбэй, Шаньдун, южн. часть пров. Ганьсу и сев. часть пров. Хубэй).

"Ш.ц." оказал глубокое влияние на кит. лит-ру последующих столетий как памятник художеств, творчества и историч. источник. В "песнях" разд. "Го фэн" отражены нравы и обычаи, мысли и чувства простого народа, превратности его жизни, социальные и этич. отношения, содержится критика роскоши и безнравственности господствующих классов.

Большинство произв. из разд. "Да я" и "Сяо я" представляют собой торжественные песнопения, исполнявшиеся с музыкальным сопровождением. Наряду с прославлением предков и духов они содержат увещевания, обращенные к правителям; в нек-рых излагаются полулегендарные, полуреальные версии истории рода Чжоу до момента свержения У-ваном дин. Тан-Инь (кон. 12 или 11 в. до н.э.) и основания дин. Чжоу. Нек-рые "оды" разд. "Да я" и большая часть разд. "Сяо я" отражают политич. реальность 9 - 7 вв. до н.э. - упадок правящей дин. и разложение рабовладельческого строя, выражают тревогу по поводу ослабления дома Чжоу.

31 произв. подраздела "Чжоу сун" относится к пер. Зап. Чжоу (11-нач. 8 в. до н.э.), гл. обр. к начальному его этапу. Они воспевают "заслуги и добродетели" предков дин., отражают реалии экономим, жизни, прежде всего земледелия. "Лу сун" и "Шан сун" представлены лишь девятью "гимнами", что отражает политич. ситуацию - главенство дома Чжоу, хотя произв. этих подразделов выше в художеств, отношении.

В большинстве "песен" "Ш.ц." стих состоит из четырех моносиллабич. слов с рифмой в конце стиха, но встречаются и др. варианты стихотворной формы. В "Ш.ц." использованы специфич. выразительные средства, канонизированные последующей филологич. традицией.

Согласно традиц. историч. версии, списки "Ш.ц." были уничтожены в пер. правления дин. Цинь вместе с др. конф. лит-рой. В эпоху Хань (3 в. до н.э. - 3 в. н.э.) были известны четыре списка "Ш.ц.": "Ци ши" ("Песни из Ци", или "Циская [версия "Канона] стихов") связывался с именем Юань Гу, уроженца царства Ци; "Лу ши" ("Песни из Лу", или "Луская [версия "Канона] стихов") - с именем Шэнь Пэя из царства Лу; "Хань ши" ("Песни [рода] Хань", или "[Канон] стихов [в версии] Ханя"), восстановление к-рого приписывается Хань Ину из царства Янь; "Мао ши" ("Песни [рода] Мао", или "Канон стихов" [в версии] Мао"), реставрация к-рого относится на счет Мао Чана из царства Чжао. Первые три списка имели хождение уже во 2 в. до н.э., а в 3 - 4 вв. н.э. были утеряны; "Мао ши" появился позднее и сохранился до наших дней, поэтому "Ш.ц." называют также "Мао цзин" ("Канон [стихов] Мао").

Самые известные коммент. к "Ш.ц." - "Мао ши цзянь" ("Коммент. к "[Канону] стихов [в версии] Мао"), принадлежащий Чжэн Сюаню (2 в.); "Мао ши чжэн и" ("Истинное толкование "[Канона] стихов [в версии] Мао") Кун Инда (кон. 6 - 7 в.); "Ши цзи чжуань" ("История собрания "[Канона] стихов") Чжу Си (12 в.); "Ши Мао чжуань шу" ("История [собрания "Канона] стихов [в версии] Мао и коммент. [к нему]") Чэнь Хуаня (кон. 18 - 19 в.); "Мао ши чжуань цзянь тун и" ("Разъяснения и коммент. к "[Канону] стихов [в версии] Мао") Ма Жуйчэня (кон. 18 - 19 в.); "Ши сань цзя и цзи шу" ("Сводный коммент. к трем спискам "[Канона] стихов") Ван Сяньцяня (19 - нач. 20 в.).

*Шицзин. Пер. с кит. А.А. Штукина. М., 1957; Шицзин. Книга песен и гимнов. Пер. с кит. А.А. Штукина. М., 1987; Ш.ц.: гоюй чжуцзе ("Канон стихов" с коммент. на байхуа). Шанхай, 1934; Цзян Иньсян (пер. и коммент.). Ш.ц. и чжу ("Канон стихов" в пер. на совр. яз. и с коммент.). Пекин, 1983; Cheu king. Tr. par Couvreur S. Hien hien, 1896; The Book of Odes. Chinese Texts, Transcription and Translation by B. Karigren. Stock., 1950; Shih ching. The Confucian Odes. The Classic Anthology Defined by Confucius (tr. by E. Pound). N.Y., 1959;
**Федоренко Н.Т. "Шиц-зин" и его место в кит. лкт-ре. М., 1958; Лит-ра древнего Китая. М., 1969. С. 97 - 126, 283 - 5; Лчхтман В.В. Трансформация чжоуской и шан-ской пространственных моделей в "Гимнах Лу" // 20-я НК ОГК. Ч. 1. М., 1989; Гао Хэн. Ш.ц. инь лунь (О "Каноне стихов") // Вэнь ши чжэ (Лит-ра, история, философия). Вып 5. Пекин, 1956; Его же. Ш.ц. цзинь чжу (Новые коммент. к "Канону стихов"). Шанхай, 1980; Юй Гуаньин. Ш.ц. сюань и (Толкование избр. мест из "Канона стихов"). Пекин, 1958; Чэнь Цзычжань. Ш.ц. чжи цзе (Толкования "Канона стихов"). Т. 1 - 2. Шанхай, 1983; Чэнь Хунтянь, Люй Лань. Ш.ц. соинь (Указатель к "Канону стихов"). Пекин, 1984; Matsumoto Masaaki A Study of the Shih-Ching. Tokyo, 1958; Wang CM. The Bell and the Drum. Shih Ching as Formulatic Poetry in an Oral Tradition. Berk. (Calif.), 1974; Nikkila P. Early Confucianism and Inherited Thought in the Light of Some Key Terms of the Confucian Analects. Vol. 1: The Terms in Shu Ching and Shih Ching. Helsinki, 1982.

Пань Фуэнь

«
+

«Ши сань цзин» - «Тринадцатиканоние», «Тринадцать канонов», «Тринадцать канонических книг». Собрание авторитетнейших памятников древнекит. мысли (кон. II - кон. I тыс. до н.э.), канонизированных конфуцианством и являвшихся в Китае вплоть до нач. XX в. основой традиц. философии, науки, системы образования и гос. экзаменов для получения ученых степеней и офиц. должностей (кэ цзюй). В «Ши сань цзин», состоящий из 416 цзюаней, входят произведения самой широкой тематики (филос., религ., этической, ритуально-дидактической, историч., художественной, филологич. и др.): «Чжоу и» («Чжоуские перемены», или «И цзин» - «Канон перемен»), «Шу цзин» («Канон [документальных] писаний»), «Ши цзин» («Канон стихов»), «Чжоу ли» («[Правила] благопристойности [эпохи] Чжоу»), «И ли» («Образцовые церемонии и [правила] благопристойности»), «Ли цзи» («Записки [о правилах] благопристойности»), «[Чунь цю] Цзо чжуань» («[Летопись вёсен и осеней] с преданием Цзо»), «[Чунь цю] Гунъян чжуань» («[Летопись вёсен и осеней] с преданием Гунъяна»), «[Чунь цю] Гулян чжуань» («[Летопись вёсен и осеней] с преданием Гуляна»), «Лунь юй» («Теоретические речи»), «Сяо цзин» («Канон сыновней почтительности»), «Эр я» («Приближение к классике» - первый в Китае толковый словарь, III-11 вв. до н.э.), «Мэн-цзы» (см. Мэн-цзы). Термин цзин [/] - «канон», «канонич. книга», «уставной текст» - этимологически восходит к обозначению основы ткани, а в текстологич. смысле подразумевает нормативную структуру в виде девятиклеточного квадрата, заполняемого словами, предложениями или др. частями текста (см. Цзин-вэй). Последнее значение цзин [/] реализовано в девятичленной архитектонике «Ши сань цзина»: три соч. о «благопристойности» (ли ) и «Чунь цю» («[Летопись] вёсен и осеней») с тремя коммент. представляют собой два целостных образования, к-рые вместе с остальными произведениями «Ши сань цзина» складываются в каноносообразную систему из девяти канонов. Ядро «Ши сань цзина» - «Шестиканоние» («Лю цзин») скомпоновали первые конфуцианцы, взявшие за основу древнейшие тексты - «Шу [цзин]» и «Ши [цзин]» (кон. II - 1-я пол. 1тыс.). К IV в. до н.э. в «Шестиканоние» входили: «Ши [цзин]», «Шу [цзин]», «Ли» («Ли цзи» или «И ли»), «Юэ [цзин]» («[Канон] музыки»), «[Чжоу] и», «Чунь цю». Отсутствующий ныне «Юэ цзин» или числился в этом наборе номинально, как приложение к «Ши цзину» (т.зр. текстологической «школы канонов в современных знаках» - цзиньвэньцзин-сюэ), или был уничтожен во время сожжения конф. лит-ры по приказу императора Цинь Ши-хуана в 213 до н.э. (т.зр. «школы канонов в древних знаках» - гувэньцзин-сюэ) (см. Цзин-сюэ). Возможно, части «Юэ цзина» вошли в текст «Юэ цзи» («Записки о музыке»), являющийся ныне главой «Ли цзи». В 136 до н.э. «Пятиканоние» (см. «У цзин» ), т.е. «Шестиканоние» без «Юэ цзина», было признано основой официальной идеологии и системы образования. В период правления дин. Тан (618-907) в канонический свод были включены все прочие указанные произведения «Ши сань цзина», кроме «Мэн-цзы». При дин. Сун (960-1279) неоконфуцианцы (см. Неоконфуцианство) дополнили конфу- цианизированное, но преимущественно доконф. «Пятиканоние» собственно конфуцианским «Четверокнижием» («Сы шу») в составе «Да сюэ» («Великое учение» - гл. «Ли цзи»), «Чжун юн» («Срединное и неизменное» - гл. «Ли цзи»), «Лунь юй», «Мэн-цзы». Книги (шу ), с одной стороны, стоят ниже канонов (цзин [ /]), но с другой - ассоциируются с древнейшим каноном «Шу цзином», издревле именовавшимся просто «Шу», т.е. «Книгой» с большой буквы. С конца XII в. (1190-1194 - период правления императора Гуан-цзуна под девизом Шао-си) «Ши сань цзин» стал публиковаться в его нынешнем составе и впервые в сочетании с «комментариями и толкованиями» (чжу шу); он трижды издавался в XV1-XVIII вв. (1586-1593, 1628-1639, 1739). В 1816 ученый и государственный деятель Жуань Юань выпустил в свет редкий «сунский оригинал» (сун бэнь) «Ши сань цзина» с наиболее полной сводкой авторитетных «комментариев и тол- кований», а также критич. «записками о сверке текстов» (цзяо кань цзы), опубликованными им ранее в 1805. Эта версия «Ши сань цзина» была признана классической и позднее неоднократно (около 20 раз) воспроизводилась.
* Ши сань цзин чжу шу («Триналцатиканоние» с коммент. и толкованиями). Кн. 1-40. Пекин, 1957; Жуань Юань. Ши сань цзин чжу шу фу цзяо кань цзи («Тринадцатиканоние» с коммент. и толкованиями, дополненное записками о сверке текстов). Т. 1-2. Пекин, 1982; ** Карапетьянц A.M. Формирование системы канонов в Китае // Этническая история народов Восточной и Юго-Восточной Азии в древности и средние века. М., 1981; Кобзев А.И. Каноны как учебники и учебники как каноны в традиционной культуре Китая // Проблемы школьной^ учебника. Вып. 19. М., 1989. с. 32-50; он же. Учение о символах и числах в китайской кчассической философии. М., 1994. указ.; Радуль-За- туловский Я. Б. Конфуцианство и его распространение в Японии. М.-Л., 1947, с. 3-64.
А.И. Кобзев

«ши цзи»
t
\5(L
«Ши цзи» - «Исторические записки» («Записки историографа/историка/ скриба-астролога»). Соч. историографа Сыма Цяня, первое в Китае энцик- лопедич. произведение, построенное по историко-биографич. принципу. Исходные названия - «Тай-ши-гун шу», «Тай-ши-гун цзи» или «Тай-ши цзи» («Книга/Записки придворного великого историографа-астролога»). В период правления Хуан-ди, императора династии Вост. Хань, назв. книги было сокращено до «Ши цзи». Памятник состоит из 130 глав (няней) и содержит 526 500 иероглифов. При создании «Ши цзи» Сыма Цянь использовал материалы из древнекит. памятников - «Шу цзин», «Го юй», «Цзо чжуань», «Чжань го цэ», филос. соч., принадлежащие Лу Цзя и Цзя И, и имп. архивы, а также сведения, собранные им во время поездок по стране, фиксировал личные впечатления и устные предания. «Ши цзи» охватывает период от полуреальной, полумифич. древности - эпохи правления легендарного Хуан-ди («Желтого императора», III тыс. до н.э.) до ханьского У-ди (140-87 до н.э.) и представляет собой описание историч. событий и реалий в области политики, экономики и культуры. Особенно подробно освещены события V-II вв. до н.э. «Ши цзи» включает пять разделов: «Бэнь цзи» («Основные/Коренные записи», 12 гл.), «Бяо» («[Хронологические] таблицы», 10 гл.), «Шу» («Писания/Трактаты», 8 гл.), «Ши цзя» («Наследственные дома», 30 гл.), «Ле чжуань» («Жизнеописания/Отдельные биографии/ предания», 70 гл.).

«Бэнь цзи» представляет собой сборник историч. хроник, описывающих деяния династий и государей. В главах, относящихся к доциньскому периоду (до сер, III в. до н.э.), объектом описания служат целые династии, а в тех, что охватывают последующий период, - отдельные правители. В раздел «Бэнь цзи» внесена и гл. о Сян Юе, к-рый официально не был императором, но фактически оказался правителем империи после 206 до н.э. Раздел «Бяо», к-рый начинается с подраздела «Сань дай ши бяо» («[Хронологические] таблицы трех династий») и заканчивается подразделом «Хань син и лай цзян сян мин чэнь нянь бяо» («[Хронологические] таблицы знаменитых чиновников, министров и военачальников со времени расцвета лин. Хань»), с помошью таблиц фиксирует крупные события и деятельность историч. личностей, не отраженные в разделе «Ле чжуань» и дополняющие его. В разделе «Шу» предпринята попытка изложить историю гос-ва, законодательства и церемониальных установлений, теоретич. достижения в различных обл. знания и отразить современное автору состояние экономики, водного хоз-ва, астрономии, календаря, культуры и искусства. При составлении «Хань шу» («Книга [об эпохе] Хань») в I в. Бань Гу переработал этот раздел в «Трактаты/Записи» («Чжи»), оставив содержание практически без
изменений. Впоследствии название «Записи» стало характерным для обозначения тех частей историч. соч., к-рые излагали систему гос. законов и установлений.
Раздел «Ши цзя» начинается с гл. «У Тай-бо ши цзя» («Наследственный дом У Тай-бо») и заканчивается гл. «Сань ван ши цзя» («Наследственные дома трех царей/ванов»). В нем излагается история аристократич. родов древнекит. царств Jly, Вэй, Ци и Чу, в том числе рода Кун, к к-рому принадлежал Конфуций, а также рода Чэнь Шэ - руководителя крестьянского восстания, приведшего к падению дин. Цинь (221-207 до н.э.).
Раздел «Ле чжуань» начинается с гл. «Бо И ле чжуань» («Жизнеописание Бо И») и завершается гл. «Тай-ши-гун цзы сюй» («Послесловие придворного великого историографа-астролога»), в к-рой, в частности, содержатся сведения о шести древнекит. филос. школах (иньян-цзя, конфуцианство, мо-цзя, мин-цзя, легизм и даосизм). Описание жизни историч. личностей сопровождается изложением фактов истории соседних гос-в и народов, населявших империю: их происхождение, обычаи и традиции, отношения с империей. Нек-рые главы этого раздела посвяшены одному лицу, другие - группам историч. героев. Если характеры героев, по мнению автора, одинаковы или сходны, он дает их параллельное описание. В позднейших историч. трудах материалы подобного жанра, рисующие историю сопредельных стран и населяющих Китай народов, стали именовать «преданиями о варварах четырех [сторон]» (сы и чжуань)gt; а историко-этнографич. описания Сыма Цяня использовались в качестве образца. Структура «Ши цзи» стала канонич. для династийных хроник. Памятник отличается также высокими художеств, достоинствами и оказал значительное влияние на развитие лит. традиции.
В «Хань шу» упоминалось о десяти утерянных главах «Ши цзи». В дошедшем до нас тексте они присутствуют: четыре из них восполнил Чу Шао-сюнь (II в.), кто восстановил друтие - неизвестно. В остальных главах. «Ши цзи» описания событий, происшедших после 100-97 до н.э., также восстановлены гл.обр. Чу Шао-сюнем.
Важнейшие комментариями к «Ши цзи» содержатся в соч.: «Ши цзи цзи цзе» («„Исторические записки" с собранием разъяснений») Пэй Иня (V в.); «Ши цзи со инь» («Разыскание сокрытого в „Исторических записках"») Сыма Чжэня (VIII в.); «Ши цзи чжэн и» («Правильный смысл „Исторических записок"») Чжан Шоу-цзе (VIII в.); «Ши цзи чжи и» («Заметки о проблемах в „Исторических записках"») Лян Юй-шэна (XVIII - нач. XIX в.); «Ши цзи тань юань» («Исследование истоков „Исторических записок"4») Цуй Ши (XIX - нач. XX в.); «Ши цзи синь цзяо чжу гао» («„Исторические записки" с наброском новых уточнений и комментариев») Чжан Сэнь-кая (XIX в.). Имеются пер. на совр. кит. (Ян Цзя-ло, 1971), около половины текста на фр. (Е. Chavannes, 1895-1905, 1969) и англ. (В. Watson, 1961, 1969, 1993; W.H. Nienhauser, Jr. et al., 1994, 2006), а также частичные (В. А. Панаскж, 1956; В.М. Алексеев, 1958) и почти полный на рус. яз. (Р.В. Вяткин, B.C. Таскин, A.M. Карапетьянц, 1972-2002).
Пань Фу-энь
* Лэй Инь. Ши цзи цзи цзе («Исторические записки» с собранием комментариев). Пекин. 1955; Ши цзи / Пі. ред. Гу Цзе-ган. Т. 1-6. Пекин. 1959; Чжан Сэнь-кай. Ши цзи синь цзяо чжу гао («Исторические записки» с наброском новых уточнений и комментариев). Тайбэй, 1967; Ян Цзя-ло. Ши цзи изинь и («Исторические записки» с совр. переводом). Тайбэй, 1971; Такигаеа Камэтаро. Ши цзи хуэй чжу као чжэн («Исторические записки» с собранием комментариев и критических исследований). Т. 1-10. Шанхай, 1986; Чжан Да-кэ. Ши цзи цюань бэнь синь чжу (Полный текст «Исторических записок» с новыми комментариями). Т. 1-4. Сиань, 1990; Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. ] / Пер. с кит. и коммент. F.B. Вяткина и B.C. Таскина пол обш. ред. Р.В Вяткина. М., 1972/2001; т. И, 1975/2003; т. 111 / Пер.

с кит., предисл. и коммент. Р.В. Вяткина, 1984; т. IV, 1986; т. V, 1987; т. VJ, 1993; т. VII, 1996; т. VIII / Пер. Р.В. Вяткина и A.M. Карапеть- янца, 2002; Les memoires historiques de Se-ma Ts"ien / Traduits et annotes par E. Chavannes. P., t. 1-5, 1895-1905; t. 6, 1969; Records of the Grand Historian of China. Transl. from the "Shih Chi" of Ssu-ma Ch"ien by B.Watson. Vol. 1-2. N.Y.-L., 1961; Klerman F.A. Ssu-ma Ch"ien"s Historiographical Attitude as Reflected in Four Late Warring States Biographies. Wiesbaden, 1962: Records of the Grand Historian, Chapters from the Shih chi of Ssu-ma Ch"ien / Tr. by B. Watson. N.Y., 1969; Records of the Grand Historian: Q in Dynasty. Vol. 3 / Tr. by B. Watson. Hong Kong, N.Y., 1993; The Grand Scribe"s Records / Ed. W.H. Nienhausfr, Jr. Bloomington-Indianapolis, vol. 1, VII, 1994; vol. V. 1, 2006; ** Кроль Ю.Л. Сыма Цянь - историк. М., 1970; Го Сун-тао. Ши цзи чжа цзи (Заметки об «Исторических записках»). Шанхай, 1957; Ли Ли. Ши цзи лин бу (Дополнения и поправки к «Историческим запискам»). Тяньцзинь, 1993; Линь Чжи-лун. Ши изи пин линь (Собрание критики «Исторических записок»). Токио, 1989; Лян Юй-шэн. Ши цзи чжи и (Заметки о проблемах в «Исторических записках»). Т. 1-3. Пекин, 1981; Сыма Цянь юй ши цзи (Сыма Цянь и «Исторические записки») // Вэнь ши чжэ. Вып. 3. Пекин, 1958; Цуй Ши. Ши цзи тань юань (Исследование истоков «Исторических записок»). Пекин, 1986; Чжан Да-кэ. Ши цзи яньцзю (Исследование «Исторических записок»). Ланьчжоу, 1985; Чжу Дун-жунь. Ши изи каосо (Исследование «Исторических записок»). Шанхай, 1974; Чэнь Цзинь-цзао. Ши цзи гуань куй (Скромный взгляд на «Исторические записки»). Сиань, 1985; Чэнь Чжи. Ши цзи синь чжэн (Новые свидетельства об «Исторических записках»). Тяньцзинь, 1979; Allen J.R. An introductory Study of Narrative Stucture in the Shiji// Chinese Literature: Essays, Articles, Reviews. 1981, 3, p. 31-66; Crawford R. The Social and Political Philosophy of the Shih-chi // Journal of Arts and Science. 1963, vol. XXII, August, № 4; Gardner Ch.S. Chinese Traditional Historiography. Camb., 1938; Ryckmans P. A New Interpretation of the Term lieh-chuan as Used in the Shih-chi // Papers on Far Eastern History. 1972, 5, p. 135-147.
A.M. Кобзев
«Ши цзин» - «Канон стихов», «Канон поэзии», «Книга песен». Самая древняя антология кит, поэзии, в кач-ве канона {цзин [/]; см. Цзин-вэй) входящая в конф. своды классич. лит-ры «У цзин» («Пятиканоние»; см. «У цзин» школ» (бай-цзя) в качестве офиц. идеологии выбрал конфуцианство и учредил звание бо ши («широкий эрудит/доктор») по конф. «Пятиканонию», «Песни/Стихи» вошли в его состав и получили название «Ши цзин», а при формировании неоконфуцианства в эпоху Сун (Х-ХІІІ вв.) были включены в «Тринадцатиканоние».
Памятник состоит из трех частей - «[Го] фэн» («Нравы [царств]»), «Я» («Оды») и «Сун» («Гимны»). В разделе «[Го] фэн» собраны 160 местных народных песен 15 царств эпохи Чжоу (Х1-11І вв. до н.э.). Раздел «Я» объединяет 105 «песен», сложенных при дворе вана - государя дин. Чжоу, в столице и ее окрестностях, и включает два подраздела: «Да я» - «Большие оды»: 31 «песня», и «Сяо я» - «Малые оды»: 80 «песен» (фактически 74 и шесть т.н. «мелодий для шэна» - губного музыкального инструмента, т.е. песен без слов, но имеющих название). Раздел «Сун» содержит 40 «гимнов» и членится на три подраздела: «Чжоу сун» («Гимны [дома] Чжоу»), «Лу сун» («Гимны [князей] Лу») и «Шан сун» («Гимны [дома] Шан»). Два последних
подраздела представляют собой храмовые песнопения, распространенные в VIII-III вв. до н.э. в царствах Jly и Сун.
Произведения, вошедшие в «Ши цзин», согласно «Хань игу» (I в. н.э.) и др. древним источникам, собирались спец. чиновниками двора чжоуского вана - сын жэнь («путниками») или цю жэнь («глашатаями») и представлялись ко двору сановниками разных рангов. Они служили своего рода информацией с мест «о нравах народа» («Ли цзи», V-II вв. до н.э.) для принятия политич. решений («Го юй», V-III вв. до н.э.), совершенствования церемониальных установлений и ритуальной музыки. Корпус «Ши цзина» в основном сформировался предположительно в X-VI вв. до н.э. Согласно версии, представленной в «Ши цзи» Сыма Цяня (І1-І вв. до н.э.), «Ши цзин» составлен Конфуцием. Каноно- ведами (см. Цзин-сюэ) XIX в. эта версия подвергнута сомнению: по нек-рым данным, список «песен», относящихся к разделу «|Го] фэн», почти полностью совпадал со списком 544 до н.э., когда Конфуцию было восемь лет. Конфуций, вероятно, мог быть редактором «Ши цзина», перестроившим структуру памятника (последовательность «песен»), выправившим его музыкальную часть и использовавшим его в качестве учебного пособия для своих учеников. Ныне существуют версии авторства лишь нескольких вошедших в «Ши цзин» произведений. Местность, описываемая в «песнях», - в основном район Великой Китайской равнины, вокруг бассейна р. Хуанхэ (совр. пров. Шэньси, Шаньси, Хэнань, Хэбэй, Шаньдун, южн. часть Ганьсу и сев. часть Хубэй), «Ши цзин» оказал глубокое влияние на кит. лит-ру последующих столетий как памятник художеств, творчества и историч. источник. В «песнях» разд. «Го фэн» отражены нравы и обычаи, мысли и чувства простого народа, превратности его жизни, социальные.и этич. отношения, содержится критика роскоши и безнравственности господствующих классов. Большинство произв. из разделов «Да я» и «Сяо я» представляют собой торжеств, песнопения, исполнявшиеся с музыкальным сопровождением. Наряду с прославлением предков и духов они содержат увещевания, обращенные к правителям, в нек-рых излагаются полулегендарные, полуреальные версии истории рода Чжоу до момента свержения У-ваном дин. Шан-Инь (кон. XII или XI в. до н.э.) и основания династии Чжоу. Некоторые «оды» раздела «Да я» и большая часть раздела «Сяо я» отражают политич. реальность IX-VII вв. до н.э. - упадок правящей династии и разложение рабовладельческого строя, выражают тревогу по поводу ослабления дома Чжоу.

31 произведение подраздела «Чжоу сун» относится к периоду Зап. Чжоу (XI - нач. VIII в. до н.э.), гл.обр. к начальному его этапу. Они воспевают «заслуги и добродетели» предков династии, упоминают реалии экономич. жизни, прежде всего земледелия. «Лу суті» и «Шан сун» представлены лишь девятью «гимнами», что отражает политич. ситуацию - главенство дома Чжоу, хотя произведения этих подразделов выше в художеств, отношении. В большинстве «песен» «Ши цзина» стих состоит из четырех моносиллабич. слов с рифмой в конце стиха, но встречаются и другие варианты стихотворной формы. В «Ши цзине» использованы специфич. выразительные средства, канонизированные последующей филологич. традицией. Согласно традиц. историч. версии, списки «Ши цзина» были уничтожены в период правления дин. Цинь вместе с другой конф. лит-рой. В эпоху Хань (III в. до н.э. - III в. н.э.) были известны четыре списка «Ши цзина»: «Ци ши» («„Песни/Стихи" [в предании царства] Ци») связывался с именем Юань Гу, уроженца царства Ци; «Лу ши» («„Песни/Стихи" [в предании царства] Лу») - с именем Шэнь Пэя из царства Лу; «Хань ши» («„Песни/Стихи" [в предании] Ханя»), восстановление к-рого приписывается Хань Ину из царства Янь; «Мао ши» («„Песни/Стихи" [в предании] Мао»), реставратором к-рого считается Мао Чан из царства Чжао. Первые три списка имели хождение уже во II в. до н.э., а в III-IV вв. н.э. были утеряны; «Мао ши» появился позднее и сохранился до наших дней, поэтому «Ши цзин» называют также «Мао цзин» («„Канон [песен/стихов" в предании) Мао») или «Мао Ши» («„Песни/Стихи" [в предании] Мао»).

Самые известные комментарии к «Ши цзину» - «Мао Ши цзянь» («Комментарий к „[Канону] стихов" [в предании] Мао») Чжэн Сюаня (II в.); «Мао Ши чжэн и» («Правильный смысл „[Канона] стихов" [в предании] Мао») Кун Ин-да (кон. VI - VII в.), включающий предыдущие и входящий в «Ши сань цзин»; «Ши цзи чжуань» («[Канон] стихов с собранием комментариев») Чжу Си (XII в.); «Ши Мао ши чжуань шу» («„[Канон] стихов" в предании г-на Мао с толкованиями») Чэнь Хуаня (кон, XVIII - XIX в.); «Мао Ши чжуань цзянь тун ши» («Общие толкования и комментарии к „[Канону] стихов" в предании Мао ши») Ма Жуй-чэня (кон. XVIII - XIX в.); «Ши сань цзя и цзи шу» («Собрание толкований смысла трех списков „[Канона] стихов"») Ван Сян?~цяня (XIX - нач. XX в,). Имеются переводы на латынь (Lacharme, 1830; S. Couvreur, 1896), нем. (F. Ruckert, 1833; J. Cramer, 1844), англ. (J. Legge, 1871, 1876; A. Waley, 1937; B. Karlgren, 1950; E. Pound, 1959;), франц. (S. Couvreur, 1896), рус. (А.А. Шту- кин, 1957; частично: В.П. Васильев, 1882; М.Е. Кравцова, 2004) и совр. кит. яз. (Цзян Инь-сян, 1983; Юань Мэй, 1985; Ян Жэнь-чжи, 1986).
Пань Фу-энь
* Ши цзин: гоюй чжуцзе («Канон стихов» с комментарием на совр. яз.). Шанхай, 1934; Гао Хэн. Ши цзин цзинь чжу («Канон стихов» с совр. коммент.). Шанхай, 1980; Чжу Сы. Ши цзи чжуань («[Канон] стихов» с собранием комментариев). Шанхай, 1980; Чэнь Цзы-чжань. Ши цзин чжи цзе («Канон стихов» с прямыми разъяснениями). Т. 1-2. Шанхай, 1983; Цзян Инь-сян. Ши цзин и чжу («Канон стихов» с переводом и комментариями). Пекин, 1983; Чэнь Хун-тянь, Люй Лань. Ши цзин соинь (Указатель к «Канону стихов»). Пекин, 1984; Чэнь Хуань. Ши Мао ши чжуань шу («[Канон] стихов» в предании г-на Мао с толкованиями). Кн. 1-3. Пекин, 1984; Юань Мэй. Ши цзин и чжу («Канон стихов» с переводом и комментариями). Цзинань, 1985; Ян Жэнь-чжи. Ши цзин и цзинь чжу («Канон стихов» с совр. пер. и коммент,). Харбин, 1986; Ван Сянъ-цянь. Ши сань цзя и цзи шу» (Собрание толкований смысла трех списков «[Канона] стихов»). Пекин, 1987; Ма Жуи-чэнь. Мао Ши чжуань цзянь тун и (Обшие толкования и комментарии к «[Канону] стихов» в предании Мао). Пекин, 1989; Су Чжэ. Ши цзи чжуань («[Канон] стихов» с собранием комментариев). Пекин, 1990; Мао Ши чжэн и (Правильный смысл «[Канона] стихов» [в предании] Мао). Шанхай, 1990; Шицзин/ Пер. с кит. А.А. Штукина. М., 1957/1987; Кравцова М.Е. Хрестоматия по литературе Китая. СПб., 2004, с. 47-61; Legge J. The Chinese Classics. Vol. IV, pt. 1, 2. LM 1871; The She King / Tr. by j. Legge. L., 1876; Cheu king / Tr. par S. Couvreur. Hien hien, 1896; The Book of Songs / Tr. by A. Waley. Vol. 1-2. L., 1937; The Book of Odes / Transcription and Translation by B. Karlgren. Stockh., 1950; Shih ching. The Confucian Odes. The Classic Anthology Defined by Confucius / Tr. by E. Pound. N.Y., 1959; ** Дорофеева В.В. «Ши цзин» как исторический источник для реконструкции пространственных представлений в Древнем Китае. Автореф. канд. дис. М., 1992; Кравцова М.Е. Поэзия Древнего Китая. М., 1994, с. 27-50; Литература древнего Китая. М., 1969, с. 97-126, 283-285; Лихтман (Дорофеева) В.В. Трансформация чжоуской и шанской пространственных моделей в «Гимнах Л у» //XX НК ОГК. Ч. 1. М., 1989; Федоренко Н.Т. «Ши-цзин» и его место в китайской литературе. М., 1958; Matsumoto Masaaki. A Study of the Shih-Ching. Tokyo, 1958; Nikkila P. Early Confucianism and Inherited Thought in the Light of Some Key Terms of Confucian Analects. Vol. I. The Terms in Shu Ching and Shih Ching. Helsinki, 1982; Wang С.И. The Bell and the Drum. Shih Ching as Formulatic Poetry in an Oral Tradition. Berk., 1974.
A.M. Кобзев